История
Где ты родилась? Когда? Какие самые ранние воспоминания?
Р: Родилась я в Нижнем Новгороде. Самые ранние воспоминания... Я не помню, сколько мне было, что-то в районе трех-четырех лет... мы с мамой ездили на теплоходе по Волге, и я дурным голосом пела "Клен ты мой опавший, клен заиндевелый", развлекая всех пассажиров. Пассажиры хлопали...
Рада -- имя или псевдоним? А какое полное имя? Почему Рада?
Р: Рада --- это имя. Полное имя --- Радислава. Рада потому, что сокращенное.
М: Рада --- это же славянское слово, которое значит "совет", "ряд", "порядок"... Ничего такого не подразумевается?
Р: Нет, совершенно не подразумевается... Называла я не сама себя так.
М: А как твоя фамилия?
Р: Изначально --- Радислава Цапина, сейчас --- Анчевская, по мужу.
Какие интересы в ранней юности?
Р: Какие интересы в ранней юности? О, в ранней юности я обожала читать фантастику --- естественно, ту, которая тогда была. Стругацких, там, Лем какой-то был. Терпеть не могла Беляева.
М: А Грина?
Р: Да, вот Александра Грина я всего перечитала, что могла найти. Совсем недавно купила его пятитомник. (Смеется) На самом деле дура, потому что читать его не смогла. Но где-то он лежит на полке, я очень радуюсь.
В четвертом классе я очень любила Чехова. Естественно, рассказы: что такое драма, я вообще тогда не совсем понимала. Еще какие-то книжки странные на тему психологии меня развлекали... Пыталась писать стихи, <смеется> в агитбригадах школьных участвовала. Мне нравилось что-то такое веселое делать. Во всех библиотеках, в которых я была записана, меня периодически награждали как самого активного читателя --- какими-то книжками, или там... наборы открыток тогда еще были.
Когда начала слушать рок? С чего?
Р: Слушала всякое, а то, что я осознанно начала собирать, это были оркестры легкой музыки --- ну, типа Поля Мориа и разные ответвления... еще какие-то кубинские оркестры были тогда... Абсолютно не помню, как все это называлось. "The Beatles" я почему-то, как ни странно, начала слушать позже всего. Так что начала, наверное, с русского рока. С "Машины Времени", потому что это было наиболее доступно, так-то специально я не интересовалась.
М: А что понравилось в первый раз?
Р: Это я абсолютно точно могу сказать. ДДТ, "Церковь". И ДДТ-овская же песня, которая, как ни странно, осталась одной из самых любимых --- "Я получил эту роль". Не знаю, наверное, это глупо, но у ДДТ я обожаю две вещи: вот "Я получил эту роль" и "Дождь". Совершенно непонятно, почему: мозгами я понимаю, что это наивняк такой, социальщина, туда-сюда...
Важно ли это -- как музыкант пришел к своей музыке?
...Есть такое деление --- для меня, к примеру, оно очень четкое --- на творчество и искусство. Есть люди, которые занимаются творчеством: тот же Шевчук или Гребенщиков, которому, по-видимому, совершенно пополам, в какой форме все это будет. Вот, давайте сейчас рэггей будем играть, --- ну, давайте будем играть рэггей... То есть, вот что-то такое катит и катит. А есть искусство: когда люди собираются и заранее знают: сейчас будем делать такую-то композицию, там, пять квадратов влево, пять квадратов вправо, потом проход, потом такая-то партия --- то есть, они изначально знают результат. Они знают, к чему они идут, они очень жестко направлены. Вот тогда это, конечно, важно, что они слушают. Потому что тут сразу можно найти первоисточник... послушать его и успокоиться, а этих конкретных людей уже слушать незачем.
Но в моем случае это не очень важно, потому что я не считаю себя музыкантом, а то, что я делаю --- музыкой. В принципе я могла бы картины рисовать; если бы у меня был дар рисования, я бы рисовала. У меня, там, дар пения --- я пою. Собственно, мне кажется, это случайно так фишка легла: она могла бы лечь по-другому.
М: А кто кошку рисовал? На красной кассете?
Р: Кошку я рисовала, конечно.
М: Вот! Можешь.
Р: Ну да... это, опять же, случайно. Мне показали, что такое Corel Draw, я жутко прикололась. Стала там что-то рисовать, нарисовала кошку. Всем понравилось.
Писала ли стихи в юности? А пыталась ли их издавать? С каким результатом?
Писала ли стихи в юности --- писала, в жутком количестве. Совершенно бездарные, заметим. Пыталась ли их издавать --- не пыталась, потому что понимала, что они бездарные. С каким результатом --- ну, соответственно, с нулевым.
М: В юности --- это, скажем, до восемнадцати лет, до двадцати...
Р: Ну да, это было вроде: "Ах, если б ты любил, как я," --- и долго объясняется, что было бы в этом случае, а потом еще что было бы, если бы не любил. То есть, какие-то там девичьи страдания; я и относилась к ним вполне адекватно. Я понимала, что это все нормально, ничего страшного: бороться с этим не надо, издавать --- тоже.
Вообще, насколько то, что ты делаешь, идет от текста, и насколько -- от музыки?
Насколько... идет от текста, насколько --- от музыки?.. Это идет от картинки. Картинка оформляется в текст, текст изначально как-то звучит.
М: Визуальный образ?
Р: Да, это все идет от визуального образа. То есть, это чисто визионерские прибабахи.
М: А --- цветные, черно-белые, геометрические, трехмерные? Или просто такие алхимические картиночки?
Р: Ну, я не знаю --- вот когда Сведенборг гулял по раю, насколько он это увидел?
М: Я думаю, у Сведенборга были такие символы как раз, чисто каббалистические... Но это моя реконструкция, может быть, все было по-другому.
Р: Я не знаю, что он видел, если честно. У меня есть ощущение, что когда что-то видишь, то видишь всегда одинаково. Ты просто что-то чувствуешь, ну, как сказать... Если ты будешь разглядывать детали, ты сможешь разглядеть детали. Если ты захочешь увидеть целое --- увидишь целое. Но это, естественно, абсолютно не символы, это действительно картинки. Такое странное кино, ты можешь его в башке у себя крутить... Непонятно, какое оно --- цветное, там, черно-белое, но если ты захочешь понять цвет, ты его поймешь. То есть, если для тебя важно, какой этот стол, синий или зеленый, ты увидишь, синий он или зеленый. Если неважно --- он какой-то, ну стол и стол. Все нормально; пошли дальше.
М: А переход из картинки к музыке, он идет в трансе таком, или это сознательное действие?
Р: Да нет, не в трансе... и не сознательное. Ну как... есть картинка, она переводится в текст. Грубо говоря, составляется описание увиденного, дневник наблюдателя. Мой дневник наблюдателя --- вот какая-то музыка, она... Ну, стихотворение, оно же изначально, в общем-то, музыкально. Если ты не говоришь заранее: вот сейчас я напишу ямб, или анапест, или там... столько-то сложный что-то хорей... Можешь сказать --- и все отлично, начинаешь писать, там, высчитываешь слоги... Я этим тоже занималась на фил-факе. Все через это прошли. Любой филолог может вам рассказать о своем опыте подсчитывания слогов в строчке. Это со всеми бывает. Потом я закончила филфак, все стало хорошо. Когда текст пишется сам по себе, естественно, он музыкальный: "Беско'нечные 'ангелы 'пылью ал'мазной в стек'ло..." То есть, музыка, она уже есть. Но потом ее еще нужно напеть и как-то в голове дооформить. Чтобы она не только в голове звучала, но можно было бы это еще передать друзьям-музыкантам, так, чтобы они поняли, что именно ты имеешь в виду.
Стихи в написании выглядят абсолютно иначе, чем со сцены. Как стихи, а не как рыба под музыку. Самоценность поэзии. Это так и задумывалось?
Р: Это совершенно не самоценность поэзии... И вообще не поэзия, совершенно так не задумывалось. Вот, кстати, Юнна Мориц небезызвестная --- прочитала эти тексты, посмотрела на меня задумчиво и сказала: "Да... конечно, вы талантливый человек, но это не поэзия." Потом еще посмотрела и сказала: "Как вы их называете, тексты? А, так это же --- тексты!" Я очень порадовалась. Меня с ней долго-долго пытались познакомить, в итоге познакомили. Вот, понимаешь, мне человек говорит: "Давай я тебя познакомлю с Юнной Мориц." Я говорю: "А стоит?" Он говорит: "Стоит." В общем, человек... хороший. Я говорю, давай познакомимся. Действительно, она клевая, безумно умная. У нее совершенно потрясающая эрудиция. Она даже в каком-то смысле прикололась, она просто не поняла, что это такое. И это настолько не ее, что... в общем, это совершенно нормальная реакция.
М: Это профаническая реакция.
Р: Нет, нормальная. Поэзия --- это все-таки что-то другое, в поэзии предполагается работа со словом. А здесь работа со словом, в общем-то, нулевая. Вот так фишка легла, вот здесь перебивка какая-то, она не совсем сознательная --- она совсем неосознанная, и автор абсолютно не думал о том, как она будет читаться на бумаге. Под музыку идет, и идет хорошо.
Нравится ли тебе "Русское поле экспериментов" -- книга стихов Летова, Кузи Уо и Янки?
Книги этой я не видела, но вот стихи Янки мне очень нравятся. Как и вообще все, что она делала.
Какие стихи нравились в детстве и юности? Что было важнее -- Серебряный век, классические стихи, какие-либо современные стихи? А сейчас?
Р: В детстве мне Вознесенский жутко нравился. Это я совсем маленькая была. Потом мне так же сильно нравился Александр Блок; в общем, это осталось, хоть и не до такого визга. Сейчас, наверное, остался только Ходасевич, который как нравился лет с двадцати, так почему-то и остался. Причем, каждый раз его перечитываешь --- совершенно крыша едет. То есть, он иногда такие вещи говорит, что совершенно не понимаешь --- то ли это поэзия, то ли философия, то ли визионерство какое-то безумное. Иногда какие-то вещи безумно близкие, хотя и наивные: "Перешагни, перескочи, перелети, пере-... что хочешь, --- Бог знает, что себе бормочешь, ища пенсне или ключи." Связка, которую объяснить невозможно. Не ручаюсь за точность цитаты: "Пусть мной целованные плечи опять крылами прорастут." Вообще, любимое стихотворение было --- Баллада: "Мне невозможно быть собой, мне хочется сойти с ума, когда с беременной женой идет безрукий в cinema..." То есть, это действительно то, что прошибает, и прошибает на уровне подсознания. Просто читаешь, и абзац полный.
Середина и конец 80-х -- Пригов там, Гандлевский, Кибиров, Рубинштейн... Чувствовала ли ты себя к этому причастной? Насколько это интересно сейчас?
Р: Нет, мне очень интересен был Пригов всегда. Мне интересен и безумно приятен как человек Лев Рубинштейн. Но... во-первых, я никогда не называла это русской поэзией, это что-то другое все-таки. Это --- performance, action. Что-то интересное, классное, высоко талантливое. Но называть это русской поэзией...
М: А Крученых, он как?
Р: Все нормально... Если честно, и Крученых, и Бурлюк --- в моей системе это не поэзия. Крученых для меня --- гениальный performance-ист, он играет со словом. Он актер, это театр. Гениальный, но театр.
М: Но в Сибири --- и у Неумоева, и у Летова --- все идет именно от Введенского и Крученых... Они всегда это говорят, это видно по текстам.
Р: Введенский для меня, опять же, чуть-чуть другое. У него есть действительно удивительные стихи. А Крученых --- я не могу себе представить ситуацию, когда он с ясным пониманием того, что никогда это не будет прочитано, сидит за большим деревянным столом и пишет спокойно.
М: Было! В начале двадцатых годов. Издавал тиражом 200 экземпляров; потом он все это бросил...
Р: Может быть... то, что я о нем знаю, для меня ассоциируется скорее с performance, с театром. Или Пригов... Это порождение именно конкретной ситуации. Вообще, меня чуть-чуть напрягает, когда о поэте можно сказать, что он --- порождение конкретной ситуации. Я не могу представить Пригова в серебряном веке. Мне кажется, что поэзия, музыка --- это то, что может вписываться в любой век и существовать там совершенно нормально. Самостоятельно и не напрягая контекста, что самое смешное... Хрен его знает. Сейчас мне это вообще не интересно.
Какая музыка тогда (середина 80-х) нравилась? БГ? Какой любимый альбом Аквариума был и когда? А Зоопарк? Кино? Наутилус? Как, кстати, относишься к КСП? А Новелла Матвеева? Виктор Луферов?
Р: БГ --- да... Любимый альбом --- "Синий альбом" был, сейчас --- "Навигатор". "Зоопарк" никогда не нравился... "Кино" нравилось по диагонали и очень не всегда, очень под хорошее настроение, в каких-то определенных компаниях, когда с чем-то совпадало. Хотя как личность Виктор Цой --- человек мною безумно уважаемый... совершенно непонятно, почему, я с этим не разбиралась. "Наутилус" --- в общем, никогда не нравился. К КСП-шникам никак не отношусь. Я это слушала все в определенное время, ну, слушала, и прослушала.
М: То есть, это не как у БГ --- он как-то говорил, что все это идет от Клячкина с Окуджавой?
Р: Нет. Я слушала, собственно, Окуджаву, Берковского, ну, этих...
М: Никитиных?
Р: Никитиных, естественно. Но это то, что идет мимо и идет... Новеллу Матвееву я не слышала. Виктора Луферова я слушала одну песню, это случайно получилось: в "Перекрестке" он после нас выступал. Я одну песню послушала... было очень плохо слышно. Я ничего не поняла и благополучно ушла.
Оказала ли влияние классическая музыка? Какая -- барокко, романтизм, Вагнер, современная классическая музыка?
Р: Оказала ли влияние классическая музыка?.. Ну, наверное, какое-то оказала, потому что я ее слушала... Брала у кого-то пластинку, приносила домой, ставила, слушала. Кто там играл, я не запоминала.
М: Неважно, кто играл, важно, какого типа. То есть, у Вивальди совсем другая музыка, чем у Шумана...
Р: Да, вот Вивальди я слушала. Вагнера я не слушала. Мне все это притаскивали в целях моего образования, но у меня все это давно слилось в большую кашу. Мне люди приносили, ставили, говорили: вот это Хиндемит. Я говорила: "О! Здорово." Они мне минут пятнадцать крутили, спрашивали: "Поняла?" --- я говорю: "Поняла." То есть, масса людей пытались меня образовывать --- в общем, успешно, наверное, какие-то имена я запомнила. Современная классическая музыка? Не знаю, что это такое. Я ходила на какие-то фестивали, что-то мне нравилось, но так, чтобы запомнить...
Где ты училась? Как попала в Иваново? Почему именно там? Хотела заниматься литературой, или же филологией? Интересовала ли тебя филология как наука? Чем конкретно занималась?
Р: Училась я (смеется) в Ивановском Государственном Университете, на филологическом факультете. Именно там --- действительно случайно: университет, филологический факультет, от Москвы близко. В Москве я бы никогда никуда не поступила, я это понимала. Работать я после школы не хотела. А так как я читала много книжек, мне сказали, что вот это, наверное, называется филология --- то, чем я хочу заниматься. Я поняла, что в Иваново вполне могу поступить, пять лет провалять дурака, читать хорошие книжки, получать еще за это стипендию и не работать. Филология как наука меня, кстати, стала интересовать --- но, правда, уже курсе на четвертом. Конкретно я занималась странными вещами, литературоведением, соответственно. У меня была тема "Эстетическая категория трагического в "возвращенной" литературе". Подразумевалось, что я работаю с текстами, которые тогда стали публиковаться в толстых журналах: "Новый мир", "Знамя"... Соответственно, это был Ходасевич, "Реквием" Анны Ахматовой, Варлам Шаламов, Арсений Несмелов...
М: А диссертации не писала?
Р: Мне предлагали остаться, но как-то нафига мне все это надо было? Нет, то есть, мне было безумно интересно, с большим кайфом я все это писала, работала... Но как-то я совершенно ясно понимала, что не хочу этим так заниматься --- сидеть, заниматься.
Где была после учебы?
Р: После учебы... ну как, приехала домой, поступила на работу в Гуманитарный Фонд имени Пушкина, в газету "Гуманитарный фонд". С большим кайфом три года там проработала. Это была самоокупаемая организация, абсолютно нищая, но при этом жутко веселая, клевая, занималась она авангардистами разными --- то есть, выставками... мы издавали газету, в которой все это освещали. Я, соответственно, была там зав. отделом то ли информации, то ли новостей.
Был ли интерес к какой-либо субкультуре в 80-е? Какой -- хиппи, КСП, "система" "волосатых"?
... к субкультуре в 80-е?.. Ну, к хиппи у меня был чисто внешний интерес. Ну, идут они по Арбату, глазами их провожаешь, думаешь: о, хиппи пошли. К КСП никакого интереса не было. С "системой" волосатых меня всегда прибивало то, что это называется "система". (Смеется) Я понимала, что хорошую вещь "системой" не назовут.
В самом конце 1980-х ты, кажется, занималась рок-журналистикой. Как это получилось? Как ты оцениваешь русскую рок-жуналистику вообще и свою собственную работу в частности?
Р: Рок-журналистикой я занималась совершенно случайно, потому что работала в гумфонде, а там никто, кроме меня, не представлял себе, что такое рок-музыка. Русская рок-журналистика вообще --- она меня совершенно задалбывает иногда. Мне кажется, что вообще, когда русские люди начинают нудно играть даже не то чтобы словами, а постоянно какими-то идеями, это получается через задницу и иногда очень неинтересно.
М: А как тебе вещи типа Контркультуры или типа Урлайта?
Р: Ну, вот Урлайт меня иногда убивал этим. Да и Контркультура. То есть, мне всегда хотелось от русской журналистики чего-то разумного. Чтобы это было какое-то искренное, классное, чистое, честное. То, что сейчас пишут, меня иногда убивает.
М: Но ты сама не так делала? Или так же?
Р: Я по-разному делала. (Смеется) Когда я с Сережей Гурьевым тусовалась, я пыталась делать так же, у меня ничего не получалось. Я благополучно перестала вообще про это писать.
Насколько ситуация изменилась за эти 5-7 лет? Почему?
За последние 5-7 лет она изменилась в сторону того, что... материалы стали хотя бы пытаться быть более объективными. Это приятно... Кстати, Московский Бит достаточно объективен с точки зрения того, о чем он пишет. К ним могут быть претензии, что они пишут о чем-то не о том...
Контрукультура
Плавно перетекаем к контркультуре.
Что такое, по-твоему, контр-культура? А андерграунд? То же ли это самое?
Р: В лучшем варианте контркультура --- это личностный взгляд на жизнь. Есть человек, обладающий своим... вот чем-то: талантом каким-то, приколом, видением мира. И тогда то, что он делает, это контркультура.
Насколько вообще андерграунд генетически связан с подпольностью, ну, в понимании достоевского человека-из-подполья?
Андерграунд... Ну, сейчас, по-моему, андерграунд --- это сборище жутко ленивых людей. Как правило, скучных, как правило, очень завернутых на себе и, к сожалению, иногда очень агрессивных. Это тоже скучно: слабые люди бывают агрессивными. Сейчас --- может быть, это не только сейчас --- люди, которые сидят в полном таком андерграунде серьезном, --- они, как правило, просто очень слабые. Им даже иногда и хочется куда-то еще шаг сделать, а у них просто сил нет.
М: В каком-то смысле вы тоже андерграунд: двадцать человек на ходит концерты, на которые можно было бы пол-Москвы собрать...
Р: Ну, я не занимаюсь рекламой... Я не считаю себя андерграундом; скорее, то, что я делаю, это independent, если так вот зарубаться на названиях.
М: На Западе "инди" --- это "Нирвана" какая-нибудь...
Р: В России все по-другому. Для меня андерграунд --- это то, что постоянно тусуется в театре песни "Перекресток" в лучшем случае --- и там все это настолько скучно... и, как правило, все очень озлобленные. К ним иногда подойдешь о чем-нибудь поговорить, а они на тебя смотрят злыми глазами, говорят: "Да, вот вам хорошо, вы деньги за концерт получаете..." При этом они почему-то забывают спросить, сколько именно. Я думаю, если б у них была точная информация, они говорили бы намного мягче. А так, они не спрашивают, я не рассказываю. Все это не то чтобы противно, а просто --- ну, ты обходишь лужу, и это тоже хочется обойти. Не потому, что так уж западло по ней пройти, а так --- лужа и лужа.
Причисляешь ли ты Раду и Терновник к контркультуре, к подполью, к антисистемным явлениям, к Сопротивлению?
Р: Причисляешь ли... к контркультуре... --- ну, это не я должна причислять, мне вообще это пополам.
М: Ну, мы тебя ко всем четырем, предположим, причисляем... вот для примера.
Р: К подполью, к антисистемным... Ну, уж если отсюда, то тогда лучше к контркультуре. Какая система? Что такое система?
М: Система, которая подавляет существование...
Р: Мое существование ничего не подавляет.
Дима Толмацкий в введении к RWCDAX прямо пишет, что экстремизм -- не более и не менее чем создание собственных ценностных критериев, в ситуации агрессивного майнстрима, размывающего индивидуальность. По этому определению, я -- законченный экстремист. А вы? Мне кажется, что Р&Т 1997 года -- лучшее, что делается в мировой культуре вообще. Ну, есть вещи близкие, Current там всякий 93, но и совсем таких же хороших мало, а лучше нет ничего. Если тебе и группе кажется то же самое, то и вы экстремисты, так? А если не кажется, то почему? Есть что-то лучше? Что именно? А что, по-твоему, так же хорошо, как и ваша музыка?
Р: Ну, в каком-то смысле я экстремист, потому что я человек на себе очень упертый. Человек, упертый на том, что он делает --- он уже экстремист. <Читает дальше> Понятно, что есть что-то лучше, но что именно --- я не знаю. Что так же хорошо? Ну, есть какие-то явления, которые мне близки: Dead Can Dance, Inna Sumac мне близка, Nico, есть альбом "Singer" Диаманды Галлас, которое, может, и не близко, но на самом деле хорошо.
Сотрудничество с Гурьевым, с Контр Культ Урой. Как это началось? Как это вообще происходило?
Р: Сотрудничество с Гурьевым? У Гурьева я какое-то интервью взяла, поэтому мы с ним познакомились. Происходило это очень весело, с массой каких-то прибабахов, там, романтических увлечений. У нас был какой-то бурный роман, в течение которого мы постоянно ссорились, мирились, потом ссорились опять...
М: А в каком году это было?
Р: Познакомились мы в 89-ом; 89, 90, 91 --- где-то года три мы все время ссорились, мирились, отношения переходили от официального сотрудничества к бурному роману, еще к чему-то, еще к чему-то... Это все было жутко весело, очень клево, мы остались в каких-то крайне теплых взаимоотношениях. Хотя вот Серега жутко стремается того, что у нас с ним был бурный роман, и на этих основаниях отказывается помогать мне в чем бы то ни было, объясняя, что --- ну все же знают вокруг, что теперь обо мне подумают? ...Ну, на самом деле все это клевое впечатление такое оставило, человек он очень хороший. Хотя (смеется) мне не очень нравится, как он пишет. Вообще не очень нравится, что он делает, но человек изумительный.
М: В смысле, и тогда делал? Ведь сейчас же он какую-то муру несет? "Московский Бит" этот мрачный.
Р: Ну, "Московский бит" мне и то больше нравится, чем то, что он делал в "Пиноллере". "Контркультура" --- третья мне понравилась, а первые две меня периодически жутко раздражали.
Насколько можно говорить, что контркультура -- это отрицание системных ценностных критериев? Можно ли в этом контексте сказать, что Гурьев перешел от контркультуры к майнстриму, а Р&Т -- остались контркультурными? Ты и с самого начала была дальше от майнстрима, или поначалу Гурьев все-таки был более "контркультурен"?
Р: Тут... все странно. Изначально Серега Гурьев, он все зарубался --- как это сказать? --- на игру на некоторую...
М: А можно так говорить?
Р: В принципе, можно. Просто фишка в том, что Сережка изначально зарубался вот на стилевой игре, на игре ситуациями... Раньше он играл в Контркультуру, в Урлайт, теперь он играет в Московский Бит. Потом, может, еще во что-то будет играть. Я человек изначально не игровой, а тот, который прошарашивает лбом стену --- очень упертый, абсолютно искренний, из-за чего мы, кстати, периодически и ссорились с Гурьевым: я его приколов просто иногда не понимала. Я даже не совсем музыкант, я идеолог, и идеолог очень упертый. Для меня я, моя музыка --- это моя идеология. То, что я делаю, для меня это --- "action", скорее, такого религиозного плана... И вообще не "action". А у Сереги все "action" в основном.
Работа с Андреем Сучилиным, упоминаемая в материалах для прессы. Доступны ли эти записи? Я их нигде не видел. На что это похоже? У вас на альбомах есть благодарности, кажется, всему свету, а ему нет -- вы с ним поссорились?
Р: Работы с Андреем Сучилиным --- доступны, у Андрея Сучилина. Я их тоже нигде не видела. На что это похоже --- я напела песни, а Андрюша Сучилин придумал к ним аранжировку. Потом он сказал, что это все потерялось, хотя это не потерялось. Конечно, мы с ним поссорились, потому что он мне навешал лапшу на уши, что он потерял мастера, у меня даже нет альбома, а потом выяснилось...
М: А это хорошо было?
Р: Ну, мне не очень понравилось, он как-то по-своему сделал. Потом он все это выпустил на кассетах, из чего явствовало, что мастера отнюдь не потеряны. И какие-то вещи вставил в "Суп с котом", подарив мне два компакт-диска. Более того, на "Супе с котом" умудрился написать, что здесь мои тексты и вокал. А что вообще песни мои --- как-то это мимо него пролетело. Ясное дело, я очень обиделась.
Сучилин, вроде бы, фанат Фриппа и даже участвовал в его школе Гитар Крафт. Насколько сильно влияние Фриппа и Кинг-Кримзона на ваше творчество? Гитарист твой явно перекликается с некоторыми пассажами Фриппа.
Р: На мое творчество влияние Фриппа нулевое. Кинг Кримзон я люблю "Red" и "Island", два альбома.
М: А "Lizard"?
Р: "Lizard" люблю, но меньше. Остальное --- новейшего Фриппа я вообще не люблю. Гитарист любит Фриппа, да...
У Фриппа, при всем убожестве его философии, имеется четкая привязка музыки и оккультизма (Фрипп -- последователь упрощенного на американский манер и коммерциализованного Дж. Беннетом Гурджиева). Насколько тебе близок Гурджиев? А естественна ли вообще привязка музыки и философии, метафизики, оккульта, политики?
Р: Я вообще оккультизм не люблю. И Гурджиева не люблю. Музыка и философия --- привязка, конечно, естественна и очень сильна, но для меня философия --- это только старые тексты. Библия, Новый завет...
Рада и Терновник
Откуда взялось название? Насколько название вообще важно? Имеется ли здесь какой-то метафизический смысл?
Р: Название взялось абсолютно случайно, потому что надо было давать концерт, а названия у группы не было. Я проходила мимо книжки "Поющиe в терновнике", лежавшей на каком-то лотке, и сказала, что группа будет называться "Рада и Терновник". Я как-то придумала телегу для радио "Россия", что терновник --- это растение, которое изначально терзало Иисуса Христа, но, прикоснувшись к телу Спасителя, приобрело другой смысл. Потому что все, что соприкасается с божественной личностью, в данном случае с Иисусом Христом --- оно, конечно, видоизменяется, оно преображается, оно обращается. Произошло обращение терновника --- и вот, соответственно, такое это двойственное растение, несущее в себе что-то. Это было придумано, естественно, после. На мой взгляд, важно, чтобы название не несло на себе какой-то дополнительной нагрузки. Такой вот серьезной --- чтобы оно не было выпендрежным.
М: А какое название выпендрежное?
Р: Ну не знаю. Любое возьми.
М: Аквариум.
Р: Кроме "Аквариума".
М: Гражданская оборона.
Р: "Гражданская оборона" --- это уже заявка некая. Это уже клеймо, которое ты себе поставил. Уже оборона, уже гражданская. "Черный Лукич" --- это тоже заявка, тоже клеймо. А "Рада и Терновник" --- это без клейма.
Как начиналась группа?
Р: Как начиналась группа --- совершенно случайно. В Гуманитарном фонде имени Пушкина я пригласила своего коллегу Сережу Реброва на свой квартирный концерт. Он послушал, сказал, что он вообще-то бас-гитарист, а еще у него есть друг Володя Анчевский. Ну, вот так все собрались. И барабанщик был из Гумфонда имени Пушкина --- он был там фотографом.
Как добывали (и добываете) деньги?
Р: Как добывали деньги? По-разному добывали и по-разному добываем сейчас. Я иногда пишу какие-то странные материалы или занимаюсь редактурой литературной, соответственно, за деньги. Вовка работает в Останкино, на нашей репетиционной базе, инженером-радиоэлектроником. Басист нигде не работает, барабанщик подрабатывает на каких-то там джазовых сейшенах иногда... В основном, на самом деле, из группы, как ни странно. Ты знаешь, у нас у всех эти самые --- как их называют, потребности? --- невелики.
Расскажи о музыкантах, истории. Сколько было составов? Почему так мало записей?
Р: Это как --- о нынешних, что ли? Вовка Анчевский --- это понятно, лев и кот, что уже очаровательное сочетание. Он в Москворечье учился, в колледже Сергея Попова, в музыкальной школе он учился --- в 23 года пошел туда. Любит он Led Zeppelin. Вон пошел наш барабанщик, Дима Глазов, очаровательный мальчик, лев опять же. Кто по знаку --- бык, по-моему, бык и лев. Он джазист, пришел из джазовых разных коллективов. Очень нам понравился тем, что пришел и сказал: "Вот, мне главное, чтобы идея была у группы. Чтобы интересно было, чтобы идея была." Мы ему сразу честно сказали: "У нас денег нет." Он посмотрел, сказал --- фигня, главное, чтобы идея была. Очень нас удивил... Ну, до этого мы прослушали безумное количество барабанщиков, которые приходили на репетицию, играли, потом мы им все объясняли, они говорили: "Нет, вы мне не подходите." Дима, после того как проиграл на репетиции, встал из-за барабанов, сказал: "Ну как, я вам подхожу?" При этом играл он совершенно изумительно, он вообще очень хороший барабанщик, очень изящный и чувственный, страстный какой-то вот такой... Бас-гитарист --- Игорь (Гаррик) Черных, работал на SNC, в Московской рок-лаборатории, играл в группе "Тупые" на бас-гитаре, играл даже какое-то время в "Ва-банке" на ритм-гитаре, потом был Ва-банковским звукооператором. Звукооператор --- Данила Коротаев. И, соответственно, наш директор --- Юлька Пановская, которая пришла к нам четыре года назад. Совершенно очаровательная девушка, причем пришла совершенно как-то с нуля, ничего не зная о группе, ничего не понимая, как вообще оно должно быть... и вот сейчас уже, знаешь, спокойно концерты забивает, гонорары выбивает...
М: Какие, кстати, были взаимоотношения с рок-лабораторией?
Р: Никаких абсолютно. Ни нам, ни им это не было интересно. Сколько было составов? Ну, классический состав, вот первый, это "Графика", второй классический состав --- "Печальные звуки"... Сейчас --- третий. Почему так мало записей? Потому что мало денег. Элементарно, Ватсон.
М: А сколько вам нужно?
Р: Ну, знаешь, нам штук пять сейчас надо, судя по нынешним ценам и нынешним студиям. Нам их пока не дают. Когда дадут, будут записи.
М: А почему вы не хотите купить себе студию? За такие деньги вполне можно купить...
Р: (Смеется) Потому что нам все равно не дают пять штук, понимаешь? Ни на студию, ни на записи.
Какие перспективы? Мне кажется, что (при всей сложности и красоте архитектуры) ваша музыка сейчас имеет шанс попасть на телевизор, радио, приносить доход. "Мы взяты в телевизор, мы пристойная вещь"... Хочешь ли ты такого слияния с майнстримом? Статус Колибрей тебе, кажется ничего не стоит получить. Почему, кстати, этого до сих пор не произошло -- вы не хотели, не пытались, или пытались, но не вышло?
Р: Понимаешь, честно говоря, меня другое волнует. Если бы мне давали денег на записи, я бы была просто счастлива. И если бы при этом мне говорили, что вот, за это мы будем там ваши клипы крутить, там, плакаты выпускать, я бы сказала --- ради Бога! Потому что главное, чтобы музыка как-то существовала, чтобы она оставалась. В общем, мне пополам --- ну, оклейте всю Москву моей музыкой, ради Бога, но дайте денег на записи нормальные. Я запишусь, я буду счастлива. Почему не произошло? Ну, мы как-то вялотекуще пытались, так как все такие фаталисты, все считают, что если чему-то суждено случиться, оно случится. Ну, мы вяло звоним, приглашаем программу "Тинтоник". Она так же вяло приезжает, что-то снимает, что-то показывает. Но вот чтобы кто-то на уши вставал, чтобы она приехала --- такого не бывает. Ну, не знаю... Во-первых, что будет, то будет, а во-вторых... меня иногда немного раздражает, когда человек говорит: "Да! Я буду записываться на дерьмовой студии! Зато я все это буду делать честно, зато меня никто не покупает!" А потом получается такой поганый продукт финальный, который слушать не хочется. И, в общем, это обидно, потому что хочется, чтобы хорошая музыка была нормально записана, чтобы ее можно было послушать, разобрать слова элементарно. Разобрать вообще, что это за песня. Чтобы все это не сливалось в единый гул. Не обязательно попсово, не обязательно вылизано. Лажа, она достает на каком-то этапе очень сильно.
В твоем пресс-релизе пишут про "магический реализм", отличающий твои тексты. Насколько это аккуратно? Близка ли тебе fantasy, в духе Толкина, или же латиноамериканские писатели магического реализма -- Маркес, Борхес, Алехо Карпентер?
Р: Про магический реализм я сама придумала. Потому что когда пишут про мои тексты, пишут вообще что-то жуткое. Я придумала словосочетание "магический реализм", думаю, ну пускай будет так.
М: Так всегда говорят про Маркеса. Это такой термин, который на Западе применяют к Маркесу, Борхесу и Карпентеру.
Р: Я вполне допускаю, что я его где-то услышала. Латиноамериканские писатели... Маркес --- да. Маркес --- скорее, "Полковнику никто не пишет" и два абзаца из "Сто лет одиночества".
М: Какие, первые?
Р: Нет... Ну, там, про ангела, который хряпнулся в яму...
26 июня 1997, клуб Вермель
Интервью готовили: Юля Фридман, Миша Вербицкий.