Рассказы о жизни группы

Фестиваль "Арт-Бдения" - это было ежегодное мероприятие газеты "Гуманитарный Фонд" и Смоленского отделения "Всесоюзного Гуманитарного Фонда". В 92м году фестиваль проходил второй раз. Я принимала деятельное участие в организации всего этого безобразия, занимаясь однодневным рок-фестивалем и собиранием и отправкой московской делегации из 72 человек. "Арт-Бдения" состояли из множества частей - выставки, джазового концерта, читки стихов, театра и рок-дня. В Смоленске я отпраздновала свой день рождения, распив с товарищами тридцатилитровую канистру пива с мешком воблы. Большой, добродушный, толстый смоленский поэт Саша Голубев подарил мне глиняный квушин с пятью кружками - одну я уже разбила, другие пока живы. В Смоленске мы неофициально выступали не только как рок-группа, но и как знатные джазовики импровизаторы, принимая участие в почти ежевечерних джем-сейшенах в фойе нашей гостиницы. Таким образом, я познакомилась со смоленским авангардным виолончелистом и художником Владом Макаровым. В Смоленске группа долго искала Днепр и нашла его - Днепр оказался узенький и невпечатляющий, чуть больше местной речки Гавнянки. В Анчевском взыграла польская кровь и он пытался расковырять крепостную стену - исторический памятник, почему-то уверяя, что именно с этой стены стреляли в его польских предков. В Смоленск мы поехали с басистом Васей Ф. (одно время игравшим в группе "Матросская Тишина") - вполне грамотным музыкантом, от которого потом прятались в номерах гостиницы и купе поезда на обратной дороге. Мы все забивались в одно купе и когда Вася стучал и просил открыть я или фотограф Оля Урусова пискляво говорили, что мы переодеваемся. Ф. шокировал наши нежные души тем, что упорно пытался снять наших знакомых девушек за бутылку водки, когда они отказывались, цена возрастала до двух бутылок водки. Юная Урусова дала ему по физиономии щетками для барабанов, а мы поняли что с таким чудищем мы играть не можем.

Про Васю Стабурова нам долго рассказывал Гурьев, но я очень не любила панковскую группу "Брусиловский прорыв", в которой Вася играл, и поэтому не хотела ему даже звонить. После ухода Реброва и облома с Ф., надо было срочно искать басиста. Одиноков посоветовал все же позвонить Васе и долго рассказывал про то, что Стабуров очень хороший. В итоге - уговорил.

Вася тогда играл в трех группах : "Брусиловский прорыв", "Гестапо бэнд" и "Блюдо". Я позвонила и стала узнавать обстановку - выяснилось, что с "Брусиловским прорывом" Вася играть не хочет, просто там играет и поет его друг, лидер группы Алексей Привалов (ныне директор группы "Монгол-Шуудан"). "Блюдо" представляет из себя крайне редко собирающийся проект архитектора Димы Пшеничникова, основная идея которого состоит в том, что музыка должна быть полностью импровизационной, поэтому группа собирается в основном на концертах, а концертов очень мало, потому что никому они (концерты) особо и не нужны. А вот "Гестапо бэнд" проект вполне жизнеспособный. Нас Вася помнил по совместному выступлению на "Рок-Мосте" в Мархи. На первую репетицию в парке "Останкино" Вася опоздал на полтора часа. В тот момент, когда я была готова его убить, простояв эти полтора часа в холодную осеннюю пору на конечной остановке одиннадцатого трамвая, он появился с искупительными пирожками и очень довольный жизнью. Всерьез ругать Стабурова очень трудно. Стабуров был любителем Пасториуса, интеллигентом и архитектором. Папа с шести лет учил его гитаре. Достаточно быстро сделав некую программу, мы выступили на сборном концерте, который устраивала Лана Ельчанинова - любительница панка, устраивавшая панк-фестивали, создавшая "Клуб им.Джерри Рубина". Лане было тогда лет семнадцать. Фестиваль происходил в клубе "Третий Путь". Саша Чуваков - лидер "Гестапо бэнда" к тому времени уже высказывал свое "фе" по поводу игры Васи в нашей группе и у меня была идея показать "гестаповцам", с которыми мы вместе выступали в этой солянке, какие мы крутые. Поэтому все свое выступление я концентрированно пела исключительно для Саши Чувакова, примериваясь ему куда-то промеж глаз. На Сашу это все подействовало и после концерта он так вполне прочувствованно отвел меня и Стабурова на лестницу и вручил мне Васю. Говоря что-то при этом, что мол вам он нужнее, а я себе еще найду. Действительно, нашел. Однако, группа "Гестапо бэнд" все равно просуществовала недолго. Чуваков умудрялся кроме песен еще рисовать картины и достаточно серьезно учиться в мастерской Ильи Глазунова. Глазунов и "Гестапо бэнд" как то не совместились в его жизни. Удельная масса знаменитого портретиста оказалась больше. На фесте в "Третьем пути" присутствовала еще одна странная недолговечная команда - "Шейк" - рок-н-ролльный проект Ирины Епифановой, ученицы Марины Кикиной, некогда певшей оперу, потом "Джамайку" в группе "Браво", потом вышедшей замуж за Бориса Моисеева и окончательно ушедшей в попсу.

Стабуров после исторической передачи мне прав на него, прогуливал МАРХИ, играл с нами пару лет и периодически поражал нас историями, с ним случавшимися. С группой "Блюдо", которую Вася попросил меня не разваливать, у меня установились дружеские отношения и я даже ходила к ним как-то на репетицию в черную комнату и пела с ними песни. На репетиции "Блюда" в ходе одной из импровизаций Вася придумал басовый ход а я мелодию "Этнической". Потом Пшеничников ушел в архитектуру и "Блюдо" распалось.

Второй фестиваль "Этажом ниже" был удивителен тем, что в нем было заявлено тридцать участников. Фестиваль был однодневный. К счастью, половина участников так и не появилась, так что - обошлось. Перед началом фестиваля мы вышли на сцену и увидели одиноко стоящие барабаны. Никаких мониторов и комбов не было и в помине. Пока мы пили коньяк, понимая что на трезвую голову здесь играть нельзя, появился Евгений "Джон" Евсеенко. У него под мышкой было две доски с динамиками и торчащими проводами. Выяснилось, что это Джон принес мониторы. Мы стали пить коньяк дальше.

Первый полноценный сольный концерт с Васей Стабуровым состоялся в клубе "Секстон ФОЗД". "ФОЗД" - означало "фонд загубленного детства". "Секстон" считался клубом байкеров и ночных волков. На входе те и другие сдавали пистолеты, кастеты, ножи и потом били друг друга и неосторожных посетителей только кулаками и бутылками. В то время, в "Секстон" народ ходил всякий - это был чуть ли не единственный клуб с хорошим аппаратом, светом и достаточно долго державшийся на одном месте и работающий ежедневно. Во всех остальных точках концерты были время от времени, в "Секстоне" же ежедневно. Сцену с музыкантами от посетителей, по замыслу администрации клуба, должна была отделять решетка. То есть, музыканты выходили на сцену, а потом могли опустить решетку, чтобы, не дай Бог, им бутылкой по голове не засветили или пьяные байкеры на сцену не полезли. К примеру, "Комитет Охраны Тепла", к примеру, пел за решеткой. Мы решетку опускать не стали. Байкеры после концерта с уважением называли меня ведьмой. Черные стены "Секстона" были разрисованы черепами. Оказался там некий человек из Канады, долго мне обьяснявший, что надо срочно туда, то есть в Канаду ехать. Я себя после этого дополнительно зауважала. На этом концерте сложилось целых две супружеских пары - наш тогдашний звукооператор Андрей Ботлуцкий познакомился с рыжеволосой Лилей, а Глеб с крайне нервной Олей.

В городе Зеленограде существовал клуб "Полином". Нас туда пригласили выступать. Приезжаем, выходим играть и я понимаю, что очень хочется пить - обращаюсь в зал с просьбой. Мне протягивают бутылку, которую я за часовой концерт выпиваю. Потом оказывается, что это была бутылка водки. Народ был в шоке. После Зеленограда поехали ко мне в Строгино. Я выхожу из метро и иду искать еду в киосках, возвращаюсь - смотрю на остановке никого нет. Я печально думаю о том, что моя группа по глупости уехала ко мне домой, не заметив потери бойца. Сажусь в автобус, еду домой. Никого не нахожу. Пью чай. Еду обратно к метро, ничего не понимая. Вижу душераздирающую картину - Куров с Глебом ломятся во все киоски, требуя открыть двери, Одиноков, чуть не плача, сторожит инструменты, Гурьев с Анчевским обшаривают близлежащий парк. Все почему-то ищут меня. Когда я появляюсь перед их очами, никто не радуется, но все впадают в истерическое состояние и начинают на меня орать. Было приятно почувствовать заботу товарищей.

На "Рок-Рождество в Балтийском Доме" нас пригласил Анатолий "Джордж" Гуницкий - питерский журналист, писатель, автор ранних текстов "Аквариума". Джордж видел нас в "Там-Таме". Жили мы в гостинице "Октябрьской", где каждое утро находили под дверьми розовые квадратики с предложением воспользоваться услугами местных проституток. В Питер мы поехали суперрасширенным составом - кроме группы поддержки в лице Сережи Реброва и его жены (тогда еще не жены) Ольги Кулаковой, мы взяли с собой двух барабанщиков - Лешу Курова и Михаила Плотникова. Миша Плотников взял с собой свою подругу Машу, наверное потому, что ехал к своей жене Галине. В конце этого года, Леша Куров уже пару раз заявлял о том, что он уходит из группы - то денег нет, то осознание творческой несостоятельности, то мирная русская депрессия - периодически заставляли Курова заявлять о своем уходе. В конце концов, это стало приедаться. Мы решили поговорить с Мишей Плотниковым, который был известен как человек непростой, но хороший барабанщик. Плотникова я и Анчевский знали по общению и работе с Сучилиным над так называемым "Арокром". Плотников в тот момент принимал участие вместе с Александром Бочаговым и периодически Михаилом Жуковым в работе театра студии, показывашего один моноспектакль "Медея". Там все время дама средних лет, полуобнаженная, произносила душераздирающие монологи. Плотников стучал в критические моменты на барабане а Бочагов на конгах. За это им что-то платили. Поначалу Мишу хотели привлечь как еще одного перкуссиониста - была идея, что Глеб будет играть шумовые партии на звенелках, сопелках, колокольчиках и прочая, а Миша будет играть на бонгах и палочных бонгах. Впоследствии, планировалось перевести Мишу на барабаны, а Курова, если он того захочет, на акустическую гитару. Перед поездкой в Питер стало очевидно, что для того, чтобы группа хорошо прозвучала надо играть с Плотниковым. Леша, к тому же опять стал попивать водочку не очень умеренно. Так мы и поехали с двумя барабанщиками. Миша к тому времени был на одной репетиции, на которой играл на бонгах. Приехав в Питер, первое, что мы узнали - это где есть свободная репетиционная база. Нашли какой-то Дом культуры с платной базой и за день до концерта заарендовали там часа три. Поиграли, пока Леша выпивал в "Октябрьской", и на следующий день выступали на заключительном дне фестиваля вместе с "Аквариумом", "Атасом" и еще кем-то. Плотников играл хорошо, но безбожно замедлял композиции, посему группа, про которую и так все знали, что это психоделик, стала уж совсем психоделичной. Народу питерскому, впрочем, зрелище понравилось. Леша Куров, которому сказали, что он не играет минут за пять до выхода на сцену, мотивировав, кажется его нетрезвым состоянием, сказал, что ему очень концерт понравился и что слушать группу значительно приятней, чем играть. На том мы со слезами всепрощения и помирились. Покрашенному в желтый цвет Гребенщикову, Глеб подарил сборник рекламных обьявлений "Желтые страницы", который ему подарила его знакомая Рене Арманд, действительно отдаленная родственница Инессы Арманд.

В Иваново нас вытащил Михаил "Майкл" Морозов - в мирной жизни учитель истории в деревенской школе, на самом же деле редактор всяческой ивановской самиздатовской прессы. На тот момент, Майкл соблазнил невнятных людей арендовать подвал местного пустующего Драмтеатра, поставить туда аппарат и оплатить нам дорогу. Как ни странно, народу собралось вполне достаточно, чтобы соблазненные Майклом товарищи, не жалели горестно о своем неразумии. Это было первое совсем сольное и очень длинное для нас тогда выступление - два с половиной часа. Мы сыграли все что только могли, включая чистой воды экспериментаторство - песню на стихи Маргариты Пушкиной, к примеру. Из-за того, что я училась в Ивановском Университете, я там считалась (да и считаюсь) местной достопримечательностью, вроде знатной ткачихи и реки Талки, на которой проходили первые "маевки". Поэтому я там (в Иваново) давала в частном домике (на даче родителей Морозова) акустические концерты и наши успехи (компакты к примеру) скурупулезно освещаются местной прессой. Начинаются все статьи абсолютно одинаково - "Выпускница ИвГУ Радислава Цапина ..." Ну и так далее. Морозов, впрочем, тоже местная достопримечательность. Пишет про меня, как правило, моя университетская подруга поэт Люба Смульская - ей посвящена на "Графике" песня "Аристократы окраин", и она, собственно, и придумала эту строчку - "аристократы окраин".

Кажется это был первый "Лав стрит", устраиваемый хипповским художником Сольми и его товарищами. Место было выбрано очаровательное - деревянный домик с высокими стеклянными потолками. В домике располагалась выставка, день был солнечный, очень было красиво. Звук был отвратительный. На концерт пришло много хиппи, которые нас воспринимали как нечто исключительно хардовое и неодобрительно махали хайрами. Я, в очередной раз, убедилась, что я не люблю юных хиппушек. На следующий "Лав стрит" мы приехали непосредственно после юга - из Симеиза, на следующий день после приезда, абсолютно не пришедшие в себя, без репетиций, мы пошли играть на фестивале. Состояние было поистине сказочное. Запись "Лав Стрита" осуществлял независимый московский звукооператор Андрей Ласкин. Он и предоставил нам впоследствии DAT кассету с записью "Этнической", для компакта "Графика". ДК Бронетанковой академии в то время была самая андеграундная точка - там два раза происходили всякие гурьевские "Индюки", "Лав стрит" и масса иных непопсовых фестивалей. На концерты приходили солдаты в ватниках, которые занимали весь балкон.