Рассказы о жизни группы

Дорога туда была обычной - поели, выпили пива, поспали, в семь утра приехали в Казань. Табло на вокзале показывало минус двадцать пять. К счастью, "газелька" нас уже ждала. Поехали (четыре часа) в Челны. Пока ехали через Казань, увидели много двухэтажных домиков с деревянной резьбой - очень красивых. Выехали за город - огромные пространства, заснеженные, желтая трава на белом снегу. Немолодого водителя звали Хамза. Он "возил Барыкина". Мы воткнули кассету с "Книгой о жестокости женщин", где Хамзе понравилась скрипка и песня "Потемнело", про которую он рассказывал, что "мир сворачивается, когда ее слушаешь". По пути останавливались есть местные треугольные пирожки, в которых начинкой обжаренные кубики картошки и мяса. Вкусные. Проезжали мимо Елабуги (Алабуги). Меня поразили многоэтажные дома и дымящие на горизонте трубы. Как-то думалось, что Елабуга - это забытая Б-гом деревенька... А вот ведь... Большую часть дороги я находилась в оцепенении, от ярко синего неба, огромности пространства и невероятной красоты светящихся на морозе белых деревьев. В Челнах посетили местный ресторан "Тбилиси", вроде как построенный недавно, но по всем канонам советского ресторана времен восьмидесятых. Тяжелые темно-зеленые портьеры, фонтанчики в гипсовых вазонах, дискотечные зеркальные шарики под потолком. А кормят вполне вкусно. Про Челны рассказывали, что там есть микрорайон, где дома стоят таким образом, что сверху можно прочитать слово СССР. Из окон квартиры, где мы остановились, была видна местная Пизанская башня - круглое, многоэтажное сооружение с зубчатым верхом и зияющими черными окнами - построен только остов. Говорят, что она начала потихоньку рушиться и строительство прекратили. Нынче башня служит флагштоком для флага Татарстана. Надписи в городе на русском и татарском. Местные ребята рассказывали, что в городе много национальных общин - грузинская, армянская, еврейская и пр. Фестиваль назывался "Берегите тепло". По слухам, морозы начались в первый день фестиваля, чтобы было что беречь. Мы выступали с казанским "Плутониумом" и челнинским "Эссе". Зал полностью деревянный, с высокими потолками и хорошей акустикой. Мне писали организаторы что-то вроде того, что в первый день будут играть громкие металлисты, а во второй - интеллектуальная спокойная музыка. Ну-ну... "Плутониум", который местные знаменитости, играли вообще-то громко и напористо. По сцене прыгал голый до пояса басист; жесткие гитарные риффы, клавиши. А мы поехали с мягкой программой, даже без барабанщика. А в зале сплошь металлюги и панки. Есть, конечно, и другая публика, но в меньшинстве. Захожу я в гримерку - "все - говорю, сейчас нас с этой акустикой тут убьют просто. Короче, если продержимся - каждому персональное огромное спасибо!" Выходим на сцену, Анчевский выкручивает комб до упора, включает примочку, Катенька выкручивает комб, звук перкуссии (кахон, джембе, тарелка) делаем громоподобный. Зрители смотрят на нас недобрыми глазами. В итоге, начинаем играть акустику на жуткой громкости и с каким-то безумным драйвом. Кирилл бьет по барабанам от плеча, Катя рвет струны на басу, я пою на пределе возможной для меня громкости. Несколько песен зал толком не понимает, что же происходит. Молчат. Кто-то орет - "езжай домой". Тут играем "А не что-то все исчезло". Катерина, озлобившись на выкрики, выдает какие-то умопомрачительные запилы на безладовке. Кричащий замолкает. Зал начинает орать в восторге. Все! После этого - буря радости после каждой песни. На "Ты будешь танцевать" Катя таки рвет струну на басу. Убегает ее менять в гримерку, вместе с Анчевским. Мы остаемся вместе с Кириллом. Народ в зале почему-то шизеет от того, что на басу порвали струну - орет, светит зажигалками. Чего делать - не пойму. На каждое слово - визг и аплодисменты. "Василич! (это мужик у которого ключ от гримерки) - кричу - принесите ключ! От гримерки!" Зал орет и хлопает и почему-то орет - "Кузьмич!" "А - говорю - по фиг, хоть Кузьмич, главное, чтобы ключ принес." Все опять орут. Постояв под крики, говорю - "вот, Катя пошла менять струну" - раздается буря аплодисментов. "А мы тут с Кириллом остались" - то же самое. Кирилл начинает играть рисунок на кахоне. Все начинают хлопать на сильную долю. И ведь попадают! Начинаю петь под перкуссию и хлопки "Потемнело". Допеваю почти до конца и слышу новый всплеск эмоций - пришла Катя. Доиграли программу. На финальной песне "Неслыханные краски" металлисты и панки, девушки с шипованными ошейниками и мальчики гопнического вида, начинают качаться, опять зажигалки и пр. Песня при этом почти КСПшная. После выступления присаживаюсь на край сцены, дабы расписаться на кассетках у подошедших девочек. Боковым зрением вижу, как на сцену залезает табун молодежи и несется куда-то за кулисы. Интересно, думаю, куда их несет. Оказалось, они не заметив меня, неслись в нашу гримерку, дабы я им на чем-нибудь расписалась. Очень обломались меня в гримерке не найдя. Развеселила местная журналистка - долго удивлялась, что меня зовут Радислава. Жаловалась, что в Челнах у всех банальные и скучные имена. "Да, ладно - говорю - я вот сегодня познакомилась с Эльмирой." Журналистка на меня смотрит с недоумением - "Ну и что? Обычное имя. Я вот Динара." После концерта подошли знакомиться местные металлисты, с которыми Катя (как бывшая клавишница металльных команд) быстро нашла общих московских знакомых). Хвалили, говорили, что мощно. Анчевский, застеснявшись, стал обьяснять, что нынче мы приехали в облегченном акустическом составе, а вот когда мы приедем в "электричестве", да с барабанщиком, вот тогда будет мощно. Так как мы итак звучали абсолютно громоподобно, то металлисты надолго задумались. Потом долго ехали домой в поезде.

Катя рассказала анекдот - "встретились два кота - грузинский и еврейский. Грузинский - "Слушай! Мяу! Да?" еврейский - "Таки, таки мяууу" . В итоге, Кирилл рассказывал, что когда я спала на верхней полке (он отсыпался на параллельной), то во сне я абсолютно отчетливо произнесла - "таки, таки мяу". 

Сережа Гурьев привел меня в гости к Андрею Сучилину - где-то в районе Новых Черемушек. Я спела "Смокву" и Сучилин сказал с умным видом, что будем работать. Потом, была запись в студии Чернавского "Класс" - на тот момент жутко упертой и крутой. За стеной писался "Мальчишник", поэтому, каждый раз приходя на запись, я слушала про то, что "секс секс как это мило секс секс без перерыва". В какой-то момент, в комнату где мы пили чай пришел звуковик из третьей комнатушки, где писали Софию Ротару. Звуковик послушал вокальный трек и заинтересовался, что там были за обработки. Очень удивился когда узнал, что собственно обработок то нет - просто "девушка так поет", как ему обьяснил нашенский звуковик Алексей Жаданов. Запись происходила следующим образом - сначала записали все вокальные треки, что потом происходило - я не знала, потому что потом Сучилин накладывал на эти самые вокальные треки всякие барабаны компьютерные, саксофоны Саши Воронина, гитары свои. И синтезаторные разные штуки. Для того, чтобы мне было не тоскливо петь под клик, во время записи вокала играл на гитаре Анчевский через всякие примочки, чтобы звук был громкий и мощный и я заводилась от музыки. Смысл альбома заключался в том, что Сучилин считал, что сильную долю акцентируют только урки. В итоге - довел борьбу с сильной долей до полного абсурда. Смешнее всего получилось с "Не уходи" - во время записи вокала я безнадежно в какой-то момент сьехала с той мелодии, под которую должна была петь и далее пела уже какую-то совсем свою песню. По закону подлости, именно этот дубль оказался спет лучше всего. После этого мы шли с Сучилиным по морозу к трамвайной остановке и он очень грустно говорил, что под то, что я напела невозможно записать гитару, потому что просто непонятно в какой тональности все это спето. Я к тому времени простудилась зверски и мрачно хрипела ему, что все равно именно этот безтональный дубль - самый лучший. Вот самый лучший и все. В итоге - вокал остался тот самый - атональный, а гитару туда Сучилин не писал, заменив ее саксофоном Саши Воронина. Еще, все хотели записать "Белое танго душевнобольных" и вокал даже записали, но по замыслу Сучилина Алексей Айги должен был сыграть в этой композициии, перестроив значительным образом свою очень дорогую скрипку. Айги скрипку перестраивать отказался и в итоге потенциальный хит мы зажали. Последующая судьба этого альбома, который Андрей назвал "АРОКР" (так фигурировало в рабочих записях название "Аристократы окраин") оказалась почти криминальной . Андрей долго обьяснял что мастера с записью у него то ли украли, то ли не отдают то ли еще что- то столь же темное и загадочное... Потом "Не уходи" вышла на виниловом диске "Индюки" - фестиваль независимой музыки", "Смоква" и "Аристократы окраин" на сборнике выпущенном Сучилиным под названием "Суп с котом 1". Финансировал сучилинскую запись "Гуманитарный Фонд", которому мы с Гурьевым и Владимирским клятвенно обещали деньги конечно же отдать, но не получилось. "Русский диск" (бывшая "Мелодия"), выпускавший "Индюков" очень возмущался по поводу "Не уходи" обьясняя, что это не песня, а сплошная пропаганда наркомании и певица наркоманка - потому как там были слова "Я отхожу от наркоза". Я поехала к ним записать текст "Не уходи" - для чего-то надо было - и заодно прообщалась примерно на следующем уровне - "Ну посмотрите на меня - ну какая я наркоманка, наркоманы - они совсем другие" - ну и так далее... А трек для винила пришлось брать на "Радио России" - куда Сучилин приносил мастер и переписывал несколько треков, чтобы их по радио гоняли, ну и "Не уходи", в том числе. Андрей в какой-то момент выпустил "АРОКР" на кассетах, как альбом группы "До-Мажор", обьясняя что все кто хотя бы здоровался с ним - Сучилиным - за руку - уже "До-Мажор".

Первое выступление группы произошло следующим образом - где-то в сентябре мне позвони лидер группы "Узники Ярила" Николай Колючий, который меня как- то видел на кабаре Дидурова, и рассказал, что у него планируется концерт в начале ноября. Кажется, Колючий искренне считал, что у меня есть группа, потому как обьяснил, что мы должны дать совместный концерт, что вот песни ему мои нравятся и вообще давайте мол дружить. Я честно созналась, что группы у меня нет, на что Колючий обьяснил, что концерт он уже запланировал и с кем бы ему еще хотелось в паре отыграть, он не знает, так что надо будет группу собрать. Я к тому времени уже пообщалась с Сергеем Ребровым, на тему возможного сотрудничества меня и "Фэй- Хуа", но Сережка еще не разговаривал с Анчевским и другими участниками группы. В итоге, я стала трясти Реброва и, через несколько дней после звонка Колючего, мы собрались на Савеловской, в квартире периодического клавишника "Фэй-Хуа" и однокласника Анчевского и Реброва, Олега Брилева. Там я спела песни под гитару и было принято решение о совместной работе. У Брилева, в комнате в коммуналке с шизанутой бабкой, стояла ударная установка и прямо там мы и репетировали. Сразу решили делать "Смокву", "Сон", "Свечечку", "Руками разгребать траву", "Шотландскую плясовую". Барабанщик Андрон приезжал на репетицию и начинал любовно чистить и протирать тряпочкой барабаны, потом минут пять играл на них, что-то поправляя и переставляя, затем удалялся. Анчевский с Ребровым соответственно играли на гитаре и на басу, а Брилев периодически подходил к клавишам и брал какой-то аккорд, потом уходил. Все же выступление состоялось в следующем составе : Рада - вокал, Анчевский - гитара, Ребров - бас, Андрон - барабаны, Брилев - рояль. Клавиши Брилев не потащил и посему играл на неподзвученном местном рояле, будучи при этом весьма нетрезв, поэтому подзвучки и не было. Гурьев после концерта отметил авангардное звучание группы. Несколько человек спрашивало, где мы взяли такого крутого пианиста. Подошел Кушнир и пригласил на фестиваль в Вятку. За всю историю существования группы Брилев был нашим первым и последним клавишником.

Перед Вяткой было проведено много всяких действий - Гурьев строго нам всем обьяснил, что фестиваль серьезный и надо выступить здорово. Мы наконец-то вылезли на нормальную репетиционную базу с настоящей аппаратурой, в ДК на Полянке. Андрон играть у нас отказался и пришлось попросить о поддержке барабанщика группы "Зангези" Рому Гегардта. К тому времени, не помню по чьей инициативе, мы нашли гитариста Мишу Колокольникова, который в мирной жизни был художником, но любил играть на акустической гитаре. Миша ходил в белой рубашке и был немного цыганистой внешности. В группе он долго не продержался, потому как не ходил на репетиции и вообще осознавал себя художником, а не музыкантом. Зато Миша придумал название "Шотландская плясовая" - послушав песню, он подумал и сказал - "Это плясовая". Все удивились и спросили - "Что еще за плясовая?" "Шотландская" - уверенно ответил Колокольников. Перед фестивалем решено было усилить состав флейтистом Алексеем Райниным (Калябиным). Все помнили про красивый саксофон Воронина и решили, что вот духовых то нам и не хватает. Гурьев пришел на нашу репетицию, послушал и радостно сказал - "Я думал что будет значительно хуже". Все же Гурьев не был уверен до конца в том, что сыграем мы достойно и обьяснил мне, что главный человек в группе, это все же звукооператор, который может сделать не простой звук, а концептуальный и все поймут, что группа крутая, даже если группа совсем еще молодая и так себе. Поэтому мы поехали знакомиться с Андреем Слесаревым. Андрей жил в квартире где были протянуты через всю комнату проволоки, а с них свисали наушники, провода, всякие детали, струны и так далее. Андрей был басистом в группе Алексея Тегина, одевался во все черное, играл на басу латунным медиатором в группе Тегина, любил "Свонс" и пение тибетских монахов. Еще он делал Тегину звук. Идея поехать в Вятку его не особо воодушевила, но финансовое положение Слесарева было тогда не из лучших, а за фестиваль давали денег. На фестивале Слесарев сделал звук просто - выдвинул все ручки громкости до предела, а потом прибрал немного, так, чтобы не свистели динамики, потом накрутил бешеных холов и дилэев - на голос. В результате, очумевшие зрители и правда поняли, что к ним приехало ОТКРЫТИЕ ГОДА. По коридорам местной гостиницы Слесарев ходил с купленым в Вятке детским барабанчиком и громко в него стучал.

Выступление на двухлетии "music.ru" было замечательно тем, что каждому участнику юбилейного концерта предлагалось исполнить какую-нибудь чужую, но более-менее известную композицию. Мы пели аквариумовскую "Мы никогда не станем старше", сыграв ее примерно в два раза быстрее чем "Аквариум" на концерте в ГлавАПУ, откуда мы это дело снимали. Исполнение народу понравилось и в какой-то момент друзья и знакомые ринулись нам обьяснять, что надо обязательно включить песню в концертную программу. Я, к сожалению, понимала, что во второй раз я уже не смогу столь красиво обозлиться на текст "что они сделали с нашей землей √ что они сделали с нашей прекрасной сестрой", на пафосный клуб Стаса Намина с фотографиями Моррисона, Мадонны, Макаревича, собственно Стаса, ну и в том же духе, на отмороженную тусовку скучающих деятелей русского интернета - все как-то до кучи собралось. Еще на тусовке была юная группа "Китти Кэт", мило исполнившая песенку черепахи Тортиллы про то, что "ах, была как Буратино я когда-то молода".

Про Кишинев приятнее всего рассказывать, что там был зал на шесть тысяч человек. На самом деле, фестиваль происходил в огромном местном парке - под открытым небом. Мы выступали уже вечером, в сумерки, была громадная сцена, по которой мы носились совершенно очумевшие от теплой весенней ночи и масштабов. На какой-то вещи, кажется "Цветы войны", Глеб прыгнул из-за кулис к середине сцены, размахивая горящей сигаретой, от которой летели искры и бубном, который подносить к микрофону ему было наверное скучно. Во время "Этнической", на плечах у Анчевского висела юная девушка, выбежавшая на сцену с букетом наломанной, по-видимому, в этом же парке, сирени. Анчевский ее, как выяснилось, не заметил и потом долго у всех спрашивал как это оно было - то есть, он и девушка, на плечах висящая. Далее, стандартный молдавский набор: цветущие каштаны, теплый ливень, карусели, на которых катался Илюша Одиноков, поехавший с нами в качестве администратора, бешеное количество молодого вина. Вино нам приносили в гостиницу в трехлитровых банках. Юридически, полагалась одна банка на группу за вечер, на самом же деле, я подходила к администраторам - это были братья Дынга, из ныне популярного "Cuibul", и говорила, что вот мол я Рада - мне выдавали банку, потом приходил Куров - вот, говорил я - "Рада и Терновник" - ну и так далее... Выступали на фестивале, в основном, металлисты или же что-то молдавское, но на английском языке и такое, как бы рокообразное. К нам после выступления подошли местные панки и с уважением сказали - "Ну вы прямо как "Секс Пистолз". Так никто и не понял, что они имели в виду. В это время в Молдавии или рядом шли какие-то военные действия. Но мы ничего не заметили, находясь в эйфории и постоянном винном опьянении. Зато, мы очень весело жили в тамошней гостинице - приезжаем мы туда заселяться, подходим к окошку администратора и я очень вежливо говорю, что вот мне бы отдельный номер, потому как они все мальчики, а я вроде как с ними разнополая... Администраторша высовывается из окошка, смотрит на публику и громко спрашивает - "Вас сколько?" "Восемь" - отвечаем. "Ну - говорит тетенька-администратор - дам вам две комнаты по четыре человека, а с девушкой разберетесь". Леша Куров начинает идиотски ржать - "Разберемся". На этот фестиваль впервые с нами поехал Даниил Коротаев. До этого, звук группе выстраивал Андрей Ботлуцкий. Андрей был известен как андеграундный звукооператор и большой любитель квартирных концертов, которые он записывал на катушки. В Кишинев он по какой-то причине поехать не смог и Вася Стабуров предложил взять с собой своего знакомого Данилу. Вася Данилу знал по МАРХИшной тусовке, так как Данила появлялся в небезызвестной "черной комнате" - подвальчике МАРХИ, где пили чай, репетировали и даже иногда для узкого круга что-то такое играли. Данилу позвали в последнюю минуту, он приехал, был молчалив, всю дорогу в поезде поперек общей пьянки читал на верхней полке Достоевского - то ли "Идиот", то ли "Подросток". Посмотрев на местный аппарат Данила абсолютно беспрекословно обьяснил, что он сделает звук тихий, но чистый. Немного подумал и обьяснил, что слышно будет первым рядам десяти, но первым рядам десяти будет слышно хорошо. Местные молдавские искатели истины Данилу зауважали и как-то сразу вычислили - спали у его кровати, а он им на ночь про жизнь рассказывал. Было ему лет девятнадцать.

Как мы поехали в город Владимир на фестиваль - история темная. Звонит тихая девушка и долго рассказывает, что у них будет фестиваль, что зал большой, сцена большая, аппарат мощный, проезд, проживание, питание они гарантируют. Правда, про аппарат толком ничего рассказать не может, но видно, что очень хочет, чтобы мы приехали и очень смущается. В итоге, я думаю, что Владимир рядом, да и город красивый и погода хорошая - почему бы не поехать? Приезжаем во Владимир - интеллигентная юная девушка нас встречает на автовокзале и говорит - "А сейчас мы поедем в парк". "Какой - говорю я - парк?" "А туда, где фестиваль проходит" - отвечает нежное создание. Я начинаю тихо офигевать. Про открытую площадку как-то принято сообщать в первую очередь, задолго до разговора про питание и проживание. Однако, отступать некуда. Едем в парк. В парке стоит на полянке маленькая сценка, на заднике протянута гирлянда электролампочек. Подходим к местному звукооператору , местный гордо так говорит - "Могу - говорит - сделать звук хороший, но негромкий или громко, но все свистеть будет". В это время на сцене уже происходит действо. "А сейчас какой?" - вежливо интересуюсь я. "А вы как думаете?" √ светски отвечает вопросом звуковик. Я честно обьясняю, что сейчас плохой и тихий. Перед началом концерта, Анчевский выстроил всех местных музыкантов (правда - просто построил в ряд) и стал их допрашивать у кого какие шнуры соединительные есть. Кое-как, все необходимое нашли. Как-то быстро стемнело, свет весь лежал где-то в чулане, а отнюдь не располагался на сцене, посему играли мы в полумраке. Публика к тому времени была уже совсем пьяная, но добродушная. В темноте что-то пыталось снять местное телевидение и просило меня изобразить самолетик... После концерта, выяснилось, что под проживанием понимается ночевка на грязных спальниках, вповалку, в каком-то бараке, а под питанием - холодная гречневая каша. Мы тогда сходили в магазин, купили там много коньяка и колбасы и обьяснили милым девочкам, что мы очень не любим грязь. Девочки открыли маленькую комнату принадлежащую администрации парка, помыли там полы и нас туда запустили. Мы там до рассвета пили и ели. На рассвете пошли гулять в окрестностях парка и по городу. Вместе с нами был Сережка Ребров и его давняя знакомая Лена, приехавшая на неделю из Англии повидаться с друзьями и погулять по Москве. Они были спонсорами. Басист Гочуа сильно напился и орал ночью под гитару что-то матерно панковское - орал как-то некрасиво и озлобленно. Мы подумали и поняли, что не наш он человек. В то время, как вся группа гуляет пьяная по парку и обследует местные пруды - нехорошо брызжа слюной орать что-то скучное и псевдопанковское. Поутру, абсолютно сонные, мы гуляли по Владимиру и фотографировались на какой-то крыше. Гочуа к тому времени уже уехал в Москву.

В какой-то момент, позвонил из Тюмени Ник Рок-н-Ролл и обьяснил, что ныне он Николай Францевич Кунцевич, потому как директор тюменского рок-клуба. Еще рассказал, что хочет нас позвать на пару концертов в Тюмень. К тому времени, мы очень давно никуда не выезжали и я очень порадовалась, хотя до последней минуты не верила что что-то получится. Нужно понимать манеру Ника говорить по телефону : "Сестренка!!! Я хочу тебя видеть! Приезжай к нам в Тюмень! Вот и (неважно - Вася, Петя, Оля ну и так далее) тоже хочет тебя видеть!" После этого суется трубка полупьяному кому-то, кто запинаясь и не понимая с кем он говорит, сопит, что он очень хочет меня видеть. На вопросы о билетах и концертах, Ник кричит - "Сестренка, ты же меня знаешь!". Так он звонит бесконечное количество раз. Наконец, Ник позвонив, обьясняет, что у нас два концерта, говорит где и когда. Мы берем денег, на всякий случай, на обратную дорогу, и почти не надеясь на то, что будет все нормально, едем в Тюмень. Поехали : Гарик, я, Анчевский, Глазов и Лабковский на втором басу. Как ни странно, действительно играем два концерта один в местном рок-клубе, другой в маленьком джазовом кафе. Живем мы все у Ника, поэтому всю ночь общаемся за жизнь с Ником и между собой. Поразила реакция народа в рок-клубе. Мы начинаем играть - полная тишина, и тишина такая - не злобная, не отстраненная, а усиленно пытающаяся что-то понять. Это продолжалось две трети концерта - то есть, люди хлопали, но все равно настороженно и как-то ожидая подвоха. Зато, под конец, было ощущение, что просто люди в зале нам поверили. Что все по-настоящему - плакали какие-то девушки, кто-то подошел к сцене со словами - "я хотел, чтобы вы приехали, но не думал, что это случится". Было ощущение, что лед двинулся по реке, радостно так двинулся. Никаких культовых тюменских фигур - типа Неумоева, мы не видали, да как-то и так было хорошо.